Несостоявшаяся кремация

Амброз Бирс. Несостоявшаяся кремация



Ранним июньским утром 1872 года я убил своего отца - поступок, который
в то время произвел на меня глубокое впечатление. Это произошло до моей
женитьбы, когда я жил с родителями в штате Висконсин. Мы с отцом сидели в
библиотеке нашего дома, деля награбленное нами за эту ночь. Добыча состояла
главным образом из предметов домашнего обихода, и разделить ее поровну было
делом нелегким. Все шло хорошо, пока мы делили скатерти, полотенца и тому
подобное, серебро тоже было поделено почти поровну, однако вы и сами
понимаете, что при попытке разделить один музыкальный ящик на два без
остатка могут встретиться затруднения. Именно этот музыкальный ящик навлек
несчастье и позор на нашу семью. Если бы мы его не взяли, мой бедный отец и
до сих пор был бы жив.
Это было необыкновенно изящное произведение искусства, инкрустированное
драгоценным деревом и покрытое тонкой резьбой. Ящик не только играл
множество самых разнообразных мелодий, но и свистел перепелкой, лаял,
кукарекал каждое утро на рассвете, безразлично, заводили его или нет, и
сквернословил на чем свет стоит. Это последнее качество пленило моего отца и
заставило его совершить единственный бесчестный поступок в жизни, хотя
возможно, что он совершил бы и другие, останься он в живых: отец попытался
утаить от меня этот ящик и заверял честью, что не брал его, мне же было как
нельзя лучше известно, что он и самый грабеж задумал главным образом ради
этого ящика.
Музыкальный ящик был спрятан у отца под плащом: мы переоделись в плащи,
желая остаться неузнанными. Он торжественно поклялся мне, что не брал ящика.
Я же знал, что ящик у него, знал и то, что отцу было, по-видимому,
неизвестно, именно: что ящик на рассвете закукарекает и изобличит старика,
если я смогу продлить раздел добычи до того времени.
Случилось так, как я хотел: когда свет газа в библиотеке начал бледнеть
и очертания окон смутно проступили сквозь шторы, из-под плаща старого
джентльмена раздалось протяжное кукареку, а за ним - несколько тактов
арии из Тангейзера, и все это завершилось громким щелканьем. Между нами на
столе лежал маленький топорик, которым мы пользовались, чтобы проникнуть в
тот злополучный дом; я схватил этот топорик. Старик, видя, что запираться
дольше бесполезно, вынул ящик из-под плаща и поставил его на стол.
- Я сделал это только ради спасения ящика, но если ты хочешь, руби его
пополам, - сказал он.
Он страстно любил музыку и сам играл на концертино с большим чувством и
экспрессией. Я сказал:
- Не стану оспаривать чистоты ваших побуждений - было бы самонадеянно с
моей стороны судить своего отца. Однако дело прежде всего, и вот этим
топориком я намерен расторгнуть наше товарищество, если на будущее время вы
не согласитесь, выходя на работу, надевать на шею колокольчик.